НаСССРи - Страница 15

-Господин Правая Рука и Личный Ассистент докладывает командир батальона «Цыплятки» Жу Киао.

«Жу Киао. Опытный бамбук. Почему ее так назвали?»

-Мероприятия по улучшению отношений с послом Соединенных Штатов, устранению неудобств с заместителем министра обороны Кривоколенко проведены успешно.

Эвфемизмы, используемые Жу Киао, были более чем понятны Владиславу Юрьевичу. Строго говоря, доклад «цыплятки» - формальность. В утреннем «Вестнике Империи» Сурков обвел красным карандашом заголовки двух статей: «Посол США Макфол пойман в сауне с китайскими шлюхами. Вот оно, истинное лицо западной дерьмократии!», «Заместитель министра обороны Сергей Владимирович Кривоколенко найден повешенным в своем загородном доме. Следствие склоняется к версии о самоубийстве».

Китаеза закончила доклад и вновь окаменела.

«Интересно, что будет, если я подойду, спущу ей штаны и выебу ее?» - подумал Сурков. Ответ он знал: ничего не будет. Выебет и выебет. Это его «цыплятки» и он может делать с ними все, что заблагорассудится.

-Я доволен, - сказал Владислав Юрьевич вполне искренне.

При всей окаменелости Жу Киао на лице ее промелькнуло облегчение.

-Да, я очень доволен батальоном.

Сурков затянулся сигарой, выпустил струйку дыма.

-Новое задание.

Китаеза вытянулась в струнку. Дотронешься – зазвенит.

-Писатель Телегин.

Лицо Владислава Юрьевича стало злым.

-Неудобный человек.

-Будет сделано, - взяла под козырек китаеза.

-Можешь идти, - кивнул Сурков.

Жу Киао шагнула к двери, но Владислав Юрьевич окликнул ее, заставив обернуться.

-Скажи-ка мне, почему тебя назвали «Опытный бамбук»?

Китаянка вдруг улыбнулась. Улыбка хищная, как оскал пантеры.

-Господин, я мастер по китайской бамбуковой пытке.

Жу Киао уже покинула кабинет, а Владислав Юрьевич все еще сидел в кресле, вспоминая оскал ее улыбки и холодный голос мастера по пытке.

Пункт 17

8 октября 2017 года

Писатель Телегин подошел к окну. Во дворе багровым пламенем красоты горела осень, дети с криками носились за мячом по пяточку, скованному припаркованными машинами; на балконе соседнего дома, как всегда, показывала сиськи сумасшедшая женщина. Но Телегин не замечал этих скромных проявлений человеческого бытия, он был погружен в себя.

Очередная глава третьего тома «НаСССРи» давалась тяжело. Ему нужна была связка – шаткий мостик, ведущий из одной части романа в другую.

Телегин отхлебнул из горла Chivas regal и вернулся к компу. Открыл Ворд, посидел, тря лысину и таращась в черные шпалы строчек. Мостик, где же он? Где же ты, ебаныйсукаврот, мостик?

-Дзззынь.

Что это?

-Дзынь-дзынь-дзынь.

Звонят в дверь. Как вовремя…

Телегин направился в коридор, думая, что если это Вика, они займутся самым жестким сексом с момента знакомства.

Но это была не Вика.

Это был мостик. Три китаезы в форме женского батальона «Цыплятки», приходящие в квартиру к писателю, – вот, что ему надо! Телегину дико захотелось вернуться к компу, пальцы покалывало предвкушение работы.

-Что вам угодно?

Одна из китаез отрывисто бросила:

-Вы Виктор Зенович Телегин?

-Так точно… Но что вам на…

Удар коленом в живот заставил писателя перегнуться пополам. Сильные руки схватили его, выволокли на лестничную площадку. Мостик! Плевок в харю, удар по лицу, кровь, хлынувшая из носа – все это мостик. Писательское нутро Телегина наслаждалось, но нутро человеческое испытывало мучительный рвотный позыв. Он блеванул. Ближайшая китаеза едва увернулась от струи из виски и съеденной на скорую руку пиццы.

-Ты мне чуть форму не запачкал, тварь, - прошипела, ударив Телегина в пах.

Писатель заверещал, как кролик. Мостик, мостик, дамы и господа!

Китаезы поволокли Телегина вниз по лестнице. Дом притих: облава.

Во дворе уже не было ни детей, ни старушек. Даже эксгибиционистка убралась с балкона от греха подальше.

Сквозь залитые кровью глаза писатель увидел желтый автомобиль с имперскими номерами. Его швырнули, он ударился головой обо что-то твердое и потерял сознание.

Виски!

Дайте мне виски, черт подери!

Мостик…

Я нащупал связку, я пройду через горный перевал двух частей моего романа. Верните меня к компу!

Телегин открыл глаза.

Три китаянки. Опять они.

Черт, как больно. И холодно.

Писатель взглянул на свою грудь и обнаружил, что он голый. А еще он привязан к стулу.

Эти китаезы смотрели Тарантино?

-Послушайте, - говорить было больно.- Я не знаю, кто отдал вам приказ насчет меня, но это ошибка.

Ни одна из китаез и бровью не повела.

-Понятия не имею, чем я заслужил внимания «Цыпляток», но повторяю, это ошибка. Скорей уж Лукьяненко нужно пресануть…

Они молчали, и Телегину стало по-настоящему страшно. Он закричал.